Когда ты маленький человек и не можешь помочь всей стране, ты можешь помочь конкретному человеку

Я родилась в России, но я украинка по национальности, и каждый год ездила в гости к бабушке, поэтому добре розмовляю українською мовою. Я даже ходила колядовать ребёнком, так что и украинский язык, и Украина – это часть меня. Из-за этого сейчас так больно, потому что два самых родных мне народа воюют между собой. Можно сказать, что я дочь двух народов.

Самую большую боль вызывает разлука с семьей. Бабушки не стало после ковида, а родственники в Украине после начала войны перестали с нами общаться, и это безумно меня ранит. Я хочу сохранить семью, но понимаю, что одного моего желания недостаточно.

Я всегда знала – кто я и где. У меня всегда был план  и понимание, чего хочу. С февраля прошлого года всё изменилось.

Я приняла решение уехать моментально, ибо очень тревожилась из-за войны.

Тревожность не дает тебе возможность жить каждый день. Это чувство, которое останавливает твою жизнь. Ты не можешь радоваться повседневным вещам, ты находишься постоянно в какой-то гонке внутри своей головы, не знаешь, что делать дальше. Это останавливает твою возможность принимать какие-либо решения.

Я переехала, потому что категорически не согласна с тем, что одна моя родина, в которой я родилась и жила, делает с моей второй родиной.

Когда началась война, я начала почти каждый день выходить на митинги.

Однажды меня догнал росгвардеец, я упала, а из-за спины прозвучало: «О, да это ж девка».

И один из них в полном обмундировании начал прыгать на моей спине, а второй запрыгнул на колени с тыльной стороны, пока я лежала лицом в асфальте.

Спасибо ребятам, которые столкнули с меня росгвардейцев, я им безумно благодарна. 

Но когда я поднялась, и увидела, как росгвардейцы начали избивать моих спасителей, я просто оцепенела и не могла ничего сделать, даже убежать. 

Всё происходящее в России загоняло меня в чувство бессилия и беспомощности. Промолчать я не смогла, поэтому когда весной появилась возможность – я уехала.

Сразу по прилету в Грузию я просто села на ограждение возле стены и заревела. Меня встречали знакомые, с которыми я позже поссорилась из-за их позиции «не все так однозначно». По-моему, всё вполне однозначно. 

Студия, где я должна была работать, всё не открывалась, мои сбережения таяли, и вскоре остро встал финансовый вопрос. Подсмотрев, как соседский парнишка нырял в море за мидиями, решила это повторить. У меня был дайверский опыт, к тому же привезла с собой ласты, так что я начала нырять.

Как это было: ты ныряешь, подплываешь вплотную к столбам и ножичком счищаешь устриц в сетку. Погружаешься на 5 метров, счищаешь, поднимаешься, дышишь, снова погружаешься.

Так и работала.

Переехав в Тбилиси, почти сразу стала волонтёркой Emigration for action. Можно сказать, что волонтерство стало естественным следствием моей позиции, что даже один человек всё-таки что-то может. 

В России было ощущение бессилия и беспомощности, а здесь такого ощущения нет.

В Грузии ко мне снова вернулась вера, что я могу на что-то влиять. Помощь беженцам для меня стала чем-то само собой разумеющимся.

Я следила за Efa и раньше в соцсетях, так что написала им и записалась на интервью. Вскоре началась моя деятельность в личной помощи. Когда ты маленький человек  и не можешь помочь всей стране, ты можешь помочь конкретному человеку.

Я сама по себе очень эмоциональна, и почти каждый случай, который у меня был, меня эмоционально выматывал. Но если в чате пишут про сложную ситуацию или тяжелую историю, то я всегда вызываюсь добровольцем: мне кажется, что за счет эмпатичности я смогу оказать больше поддержки человеку.

Через это чувствую себя нужной и полезной. Чувствую, что могу что-то сделать, когда вижу, насколько человеку стало легче после того, как он выговорился. 

Пока моя помощь нужна – буду делать всё, что в моих силах.

Сейчас у меня в подопечных две семьи. Они в довольно патовой ситуации, и чтобы им помочь, волонтерскому центру нужно финансирование. 

Находясь внутри проекта, я вижу отчетливо: невозможно покупать людям лекарство за воздух, Efa очень нужны средства. 

Я сочувствую своим коллегам, которым приходится отказывать людям в оплате операций, в приёмах врачей – потому что из-за недостатка средств волонтерский центр больше не может эту помощь предоставлять.

Сейчас EfA предоставляет только медикаменты – и это не потому, что кто-то плохой, это банальное отсутствие финансирования.

Прекрасно понимаю, что за полтора года войны людям уже надоела эта тема. Но война при этом продолжается. А люди, страдающие от войны, продолжают приезжать в Грузию. И им нужна помощь. К сожалению, эту помощь невозможно оказать без денег, на одном энтузиазме.

Фрустрация – лучшее слово, чтобы описать моё отношение к этому. С одной стороны, есть то, что мы хотим сделать, и то, как мы хотим помочь. С другой стороны – реальность, о которую мы разбиваем себе голову.

Я могу нарисовать мир своей мечты после войны. Это мир, в котором я вместе со всей своей семьей. 

Сейчас я не хочу возвращаться в Россию. В ту Россию, где по-прежнему ничего не могу сделать. Если придёт новая власть, при которой будет возможно что-то сделать, на что-то повлиять – я вернусь. Если смогу сделать лучше то место, в котором осталась часть моего сердца.

Но если этого не произойдет, я предпочту переехать в Украину или остаться в Грузии.