В начале марта 2022-го я ехала по городу, и у меня было чёткое ощущение, что я еду по Берлину 1940-го

В начале марта 2022 я ехала по Невскому, и у меня было чёткое, почти физическое ощущение, что я еду по Берлину 1940-го года. Я очень много чего читала про Вторую мировую войну, про то, как этот опыт рефлексировали в России и в Германии. И были строки про ощущение, что словно стоит только повернуть голову, заглянуть за фасад – увидишь смерть и ужас. А если смотреть только на фасад, то все будто нормально. 

И вот у меня было как раз это ощущение.

Мне стало страшно в этом находиться. 

24-е февраля не стало для меня сюрпризом. Я до этого активно читала новости, была, так сказать, в повестке. Я, правда, не верила до конца, что будет именно вторжение. Но в воздухе витало предчувствие чего-то тяжелого. А с утра 24-го открыла новости – а  там война, война, война. Это было 7 утра. 

Я хорошо помню, что я сидела, плакала и повторяла много раз: «Что же делать? Что делать?». Потом решила позвонить маме. Мы с ней вместе тоже поплакали. 

Остальной день я плохо помню.

Из России я уехала в апреле 2022. А уже в мае пришла в EfA.

Мне хотелось заниматься чем-то полезным, и я сознательно искала такую возможность – потому что для меня было неприемлемо сидеть без дела, нужно было свой шок от происходящего направить в какое-нибудь полезное русло.

В России я занималась гражданской активностью. Например, была наблюдателем на выборах, помогала на митингах – онлайн сидела в чатиках, офлайн разносила воду участникам. 

Несколько раз я ходила на суды. Это были процессы по делу «Сети». Мне было интересно понять, как работает судебная система. Хотела узнать, соответствует ли действительность тому, о чем пишут журналисты в независимых медиа и провластных СМИ. Понять, кто рассказывает больше правды.

В реальности судебные процессы не такие интересные, как показывают в кино. По сути, это просто зачитывание приговоров. Но было и другое. Например, как не пускают на заседания, как на тебя орут приставы, как людей из-за любой мелочи выгоняют из зала.

Я читала раньше о таком и думала, что журналисты преувеличивают. А оказалось, они наоборот – преуменьшают. 

В 2022 году у меня был большой кризис идентичности. Я пыталась собрать себя заново и понять отношение к самой себе, как к россиянке. Меня до сих пор задевают фразы о коллективной вине. При этом я считаю, что ответственность каждого существует.

Ну то есть, я о том, что если бы мы все, каждый, по чуть-чуть, но что-то делали немного больше – то, возможно, этого всего бы не было. 

Но я не про то, что всех россиян надо как-то судить. Я про то, что мы должны что-то делать, чтобы хоть как-то нивелировать ущерб. Я считаю, что это должен делать каждый. Моё волонтерство – это мой маленький вклад. Плюс, для меня это ещё и попытка поддержания, хотя бы на бытовом уровне, связей между украинцами и россиянами.

Я родом из Ростова-на-Дону, а это очень близко к Украине. И все мое детство, по крайней мере до 2014 года, я видела очень много пересечений между нашими странами. У ростовчан даже говор немного похож на восточно-украинский диалект.

У меня и дедушка из Запорожья. Его во время голодомора перевезли в центральную Россию. У нас в семье было не очень принято хранить семейную историю, так что это всё я сама искала по украинским и российским базам. Но многого ещё не нашла. Сейчас даже не знаю, когда смогу обратиться к украинским архивам. Очень хотела бы приехать в Украину, когда всё закончится.

В EfA я занимаюсь работой с медикаментами. Во время дежурства на площадке я обычно обрабатываю входящие запросы от украинцев, занимаюсь покупкой лекарств, оформляю это всё в заявки, чтобы нуждающиеся могли оперативно получить помощь.

Финансов у организации стало меньше, потому что тема войны многих уже утомила. Но беженцы продолжают обращаться за помощью.

В основном это те, кто решил остаться в Грузии. И работа нашей и других волонтерских организаций им очень помогает.

Помимо дежурства, налаживаем вместе с ребятами работу с аналитикой. Хочется больше автоматизировать процесс, чтобы все данные вовремя вносились, обновлялись. Это поможет нам быстрее обрабатывать заявки, а значит – помочь большему числу нуждающихся.

Однажды на площадку пришла женщина с девочкой-подростком. И я выдала им медикаменты, а эта девочка подарила мне брошь в виде голубки.

И я чуть не разрыдалась прямо там, настолько это меня растрогало.

Обидно, что я на эмоциях не смогла её нормально поблагодарить, просто сказала «спасибо», и всё. Эту брошь я на платье ношу.

Я очень хочу вернуться в Россию. Но не знаю, смогу ли. Нет гарантии, что даже со сменой власти ситуация существенно изменится.

Я не хочу навязывать свою любовь объекту, который не хочет этой любви и сопротивляется ей. 

Если будет обратное движение, если я пойму, что с моим мнением считаются, что надо мной не нависают угрозы сесть на 15 лет из-за постов в Инстаграм – тогда я готова возвращаться. 

Вообще, я считаю себя патриоткой, и меня бесит, что Путин, по сути, присвоил себе это слово и наделил его совершенно другими смыслами.

3 октября 2023