Россия, которая выбрала путь убийств — это не мой дом

Я покинула Россию, потому что совесть не позволяла дальше платить налоги и смотреть на рекламу, призывающую людей на войну. Я не могла больше находиться рядом с людьми, выступающими с провоенной позицией. С ними рядом я терялась и всё, что могла сказать: «война — это плохо». 

После 24 февраля у меня было стойкое ощущение, что это ошибка, люди не могут этого допустить, что война скоро закончится. Около полугода я ждала, но это так и не закончилось. И я уехала в Грузию.

Переезд меня, можно сказать, забустил, дал мне большой толчок. Я прокачала английский, сильно повысился уровень ответственности. 

Мне как будто нужно было заявить всем: «ребята, вы меня не знаете, но я крутая». Проявить себя с лучшей стороны. Переехав, ты словно начинаешь заново. И у тебя больше мотивации начать с хорошего. По этой же причине я пришла в волонтёрство.

В EfA я волонтёр направления «Личная помощь». Мы занимаемся доставкой медикаментов и сопровождением украинских беженцев. Помогаем им получить гуманитарный статус, а также льготы на медицинское обслуживание.

Для меня волонтёрство — это возможность выйти из зоны комфорта. Я параллельно работала в баре, и одно дело, когда к тебе приходят те, у кого плохо прошёл день, и совсем другое дело, когда ты взаимодействуешь с теми, кто пострадал из-за войны, которая пришла из твоей страны.

Поначалу мне было страшно общаться с украинцами, но я ни разу не столкнулась с негативом от подопечных. Это всегда слова благодарности, тёплые душевные отношения. Общаясь, мы как бы абстрагируемся от того, что есть русские или украинцы: мы просто люди. Ты помогаешь, а человек принимает твою помощь.

Отчасти моё волонтёрство продиктовано чувством вины. Но не только им. Ещё желанием помочь, разделить доброе дело с такими же неравнодушными людьми. Для меня люди, которые заняты волонтёрством, — супергерои.

Когда я вижу, сколько усилий, упорства, времени и моральных сил прикладывают другие волонтёры, я испытываю восхищение. При этом понимаю, что и я сделала что-то полезное. 

В этом плане я ценю волонтёрство: неважно, что ты делаешь мало, главное — ты это делаешь. Для меня стало большим открытием, что тебя ценят не за твой КПД и не за количество закрытых задач, а за каждый маленький вклад, который ты делаешь. И ты начинаешь относиться к этому так же. А потом переносишь в обычную жизнь. 

Сейчас я помогаю пожилой женщине из Северодонецка (город был обстрелян и оккупирован Россией). Это классическая бабушка, которая тебя зацелует, заобнимает, накормит, не отпустит без какой-нибудь безделушки. Она всегда хорошо выглядит и в хорошем настроении — при том, что у неё очень тяжёлые жизненные обстоятельства. 

Каждый раз, когда я впадаю в уныние, я читаю нашу переписку. И эта теплота, исходящая от человека, которому самому очень нелегко, доводит меня до дрожи. Это слёзный тремор восхищения. 

В России у меня мама и бабушка. С бабушкой у нас нет разногласий по поводу войны. А вот с мамой — да. 

При этом я не считаю свою маму людоедкой и кровожадным человеком. Я долго рефлексировала на эту тему и, кажется, понимаю, почему она придерживается взглядов «не всё так однозначно». Это страх. Страх признать все эти зверства. Страх признать, что это Россия начала кровопролитную войну. У людей, которые считают государство неким оплотом своей жизни, это выбивает почву из-под ног.

Моя бабушка — ребёнок войны. И она буквально задавала мне вопрос: 

«А как так получилось вообще, дорогие друзья? Как так вышло, что мы говорили вам всю жизнь, что самое страшное, что может произойти, — это война, а вы её опять начали?». 

С мамой мы приняли решение не обсуждать эту тему, потому что я засекала: мы разгонялись до скандала за 18 секунд. 

Не буду кривить душой: я скучаю по дому. Скучаю по тому манямирку, в котором жила большую часть жизни. Хочу ли я вернуться? Да, конечно. Но в первую очередь хочу, чтобы война закончилась. Чтобы Россия выплатила репарации. Чтобы всех причастных судили. 

Я хочу вернуться, но моего дома там уже не будет. Это будет какая-то квазиформа дома, как в мультике «Коралина в стране кошмаров». Россия, которая выбрала путь убийств — это не мой дом, туда я возвращаться не хочу.

17 июня 2024